ОТ НПС К НМПС: НЕПРОСТОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ . О. М. ПРЕКСИН, вице-президент – член Совета Ассоциации российских, банков, заместитель председателя Российского финансово-банковского союза, член Правления Финансово-Бизнес Ассоциации ЕвроАзиатского Сотрудничества, генеральный директор ООО «Новый финансовый альянс. БРИКС пэй»
Статья посвящена ситуации в международных платежно-расчетных отношениях. Автор предлагает пути перехода
так называемых стран восходящих рынков, занятых преимущественно развитием национальных платежных
систем (НПС), к созданию Новой международной платежной системы (НМПС).
Хронические недуги мировой валютно-финансовой системы проявились далеко не вчера, а вспышки ее болезни потрясают глобальную экономику с поразительной регулярностью. Вирус равнения на одну, пусть даже самую мощную державу, занесенный в далеком 1944 г. на Валютно-финансовой конференции Объединенных Наций в американском Бреттон-Вудсе, десятилетиями разъедает организм мировой экономики, тогда как прописываемые вакцины лишь загоняют болезнь вглубь. Нынешний кризис, связанный со взрывным распространением по странам и континентам COVID- 19, предельно обострил финансово-экономическую ситуацию, делая перспективы выхода мирового хозяйства на траекторию устойчивого роста весьма призрачными. Даже по улучшенным оценкам экспертов ООН, глобальная экономика в 2020 г. пережила падение на 4,4%, совокупный ВВП развитых стран сократился на 5,8%, Япония потеряла 5,3%, а США – 4,3% ВВП. На европейском континенте в самую масштабную рецессию (минус 12,8%) скатилась Испания, от которой недалеко отстали и некоторые другие страны. Это не самые пессимистичные оценки, и все авторы сходятся на том, что путь к восстановлению мировой экономики будет «долгим и трудным».
Как справедливо отмечалось на недавнем саммите АТЭС, масштаб проблем, с которыми столкнулось человечество в 2020 г., стал беспрецедентным. Глобальная эпидемия коронавируса, всеобщий локдаун и замораживание экономической активности
породили системный кризис, которого современный мир не знал со времен Великой депрессии. Все страны столкнулись с необходимостью принятия экстренных мер для поддержки национального производства, финансов и социальной сферы, но их результаты не однозначны. Если в развивающихся странах, согласно экспертам ООН, экономика в 2020 г. в среднем сократилась на 3,3%, то в Китае она выросла на 1,9%, а в России произошел спад ВВП порядка 3,9–4,1%. Более чем на 15% упали за последнее время показатели международной торговли, противоречия между ведущими игроками на рынке нарастают, а на месте былой глобализации процветает протекционизм.
Коронавирус и пандемия внесли свой «вклад» в усиление финансового навеса над реальной экономикой. Если еще в конце 2019 г. госдолг США не достигал 23 трлн, то 10 месяцев спустя он перевалил за 27 трлн долл. Величина американского федерального долга по отношению к ВВП выросла с 34,7% в 1980 г. до 55,5% в 2000 г. и почти 130% к декабрю 2020 г. при ВВП страны порядка 21 трлн долл. На каждого жителя США уже приходится 82,5 тыс. долл. госдолга, или по 218,5 тыс. долл. на каждого налогоплательщика. При сложении федеральной задолженности с долгами американских корпораций и домохозяйств суммарный долг США составит 85,5 трлн долл., что выше оценок глобального ВВП (83,8 трлн долл. в текущих ценах, по данным МВФ).
Финансовые обязательства Америки по внутренним и внешним долгам каждую секунду вырастают на 25 тыс. долл., за минуту – на 1,5 млн, за час – на 90 млн, за сутки – на 2,16 млрд и за месяц – на 65 млрд долл. Сформированный странами «Большой двадцатки» совокупный пакет мер по стимулированию мировой экономики, купированию экономических рисков, связанных с пандемией, и по восстановлению деловой активности, в том числе по линии ключевых институтов глобального управления, уже потянул на 12 трлн долл. Масштабная инъекция ликвидности на уровне 15% глобального ВВП вызывает у аналитиков большие сомнения в возможностях государственного сектора при стремительно растущих бюджетных дефицитах не только своевременно погашать выпускаемые в экстренном порядке долговые бумаги, но и просто обслуживать свои долги даже при существующих крайне низких процентных ставках, не говоря уже о возможностях обеспечить новые финансовые вливания для посткризисного экономического восстановления.
Не лучше обстоят дела в частном секторе, где у банков снежным комом растут проблемные кредиты, а доля так называемых фантомных компаний, которые кое-как выполняют свои текущие финансовые обязательства, но явно неспособны при ухудшении ситуации расплатиться по накопленным долгам, оценивается в 20 и более процентов от общего числа действующих предприятий.
Возникают закономерные вопросы: есть ли предел для лавинообразного роста государственных и частных долгов и как этот рост может отразиться на валютно-финансовой системе? Насколько крепки так называемые твердые валюты? Способны ли они и дальше играть роль резервных для разных категорий стран? Можно ли с помощью коллективных косметических мер бесконечно поддерживать заложенную в середине прошлого века валютно-финансовую систему, предотвращая ее крах? Или 75-летняя система настолько устарела, что требует если не полного демонтажа, то самого основательного капитального ремонта? Бытует мнение, что никакой системы давно уже нет и на смену просуществовавшей до 1971–1973 гг. бреттонвудской системе фиксированных валютных курсов пришли разброд, шатание и отсутствие всякой системы.
Перечисленные вопросы относятся в первую очередь к американским властям, не желающим смириться с утратой долларом США былого величия. В силах ли внутренний рынок США и дальше поглощать займы федерального правительства? Готовы ли крупнейшие внешние держатели бумаг американского казначейства – КНР, Япония и Великобритания, на которые приходится не менее трети внешнего госдолга США, и впредь продолжать их покупку? Ответов пока нет.
Когда и чем может закончиться нарастание американского госдолга – на этот счет есть ответы и сценарии на любой вкус. По одному из них, при достижении критической величины долга США снимут все формальные ограничения на его рост, запустят печатный станок на полную мощность и выбросят на рынок любое количество долларов – очередные десятки триллионов. Это парализует мировую валютно-финансовую систему (если считать ее существующей), развяжет гиперинфляцию, и американская экономика рухнет. Соединенные Штаты могут разделиться на несколько государств, что снимет с Америки ответственность за невиданный финансово-экономический кризис: дескать, нет государства – нет и проблемы… Другие считают общее обнуление госдолга США маловероятным, допуская его санкционное замораживание в отношении отдельных государств «в интересах национальной безопасности» и джентльменское соглашение с ближайшими союзниками по реструктурированию задолженности. Третьи уповают на созыв нового глобального форума по типу Валютно-финансовой конференции Объединенных Наций 1944 г. и учреждение в конечном счете подлинно глобальной валюты. Как бы то ни было, любое из таких решений зависит от нескольких держателей акций крупнейшей американской корпорации – Федеральной резервной системы (ФРС) США, которая, как известно, является не государственной, а частной организацией.
Авансы, долги и лукавые цифры
В последнее время много говорят и пишут о национальных валютах как чуть ли не панацее от всех валютно-финансовых неурядиц. Расчеты в национальных валютах доминировали в междуна родном обороте столетиями. Попытки обеспечить для любой из них главенствующее положение раньше или позже заканчивались почти одинаково – валюта теряла такой статус. А ведь это были не просто сильные, а сильнейшие валюты ведущих мировых держав, которые принято называть твердыми (hard currencies) или СКВ (свободно конвертируемыми валютами). С более мягкими валютами история иная. Начав карьеру в 1972 г. в Отделе банков стран Азии, Африки и Латинской Америки Управления валютно-кассовых операций Внешторгбанка СССР, автор этих строк не понаслышке знает, к чему ведет использование в расчетах по внешнеэкономическим операциям слабых национальных валют или таких же суррогатов. Созданные под них клиринговые системы взаимозачетов неизбежно порождали даровое накопление обесценивающихся валютных остатков на счетах поставщиков товаров и услуг из одних стран, которые поневоле становились кредиторами и донорами контрагентов из других стран, авансируя их развитие. Должники-заемщики постепенно начинали ограничивать круг товаров, на закупку которых разрешалось использовать растущие остатки по клирингу, а также завышать отпускные цены. В конечном счете безнадежная задолженность списывалась либо продавалась с огромной скидкой тем, кому удавалось как-то договориться с властями страны-должника об урегулировании проблемы валютных неликвидов к обоюдной выгоде.
Соглашаясь сегодня получать плату за свои товары и услуги в неустойчивой национальной валюте страны-импортера, что, кстати, может быть важным условием для искомого выигрыша тендера, экспортеры и не накапливают эту валюту, и не собираются держать в ней свои резервы. Полученная выручка моментально конвертируется в твердые валюты, чаще всего в доллары США или евро, в которых производится подавляющая часть трансграничных расчетов и в настоящее время большинство государств предпочитают иметь валютные резервы. С другой стороны, заключение долгосрочных контрактов по
импорту товаров и услуг по фиксированным ценам в мягкой валюте сулит импортерам дополнительные выгоды за счет приобретения необходимой для оплаты суммы на рынке непосредственно перед платежом. При снижении курса валюты цены требуемую сумму в мягкой национальной валюте на рынке удается приобрести за меньшую сумму твердой валюты, чем в случае изначального фиксирования контрактных цен в СКВ.
Мелькающие в печати цифры с высокой долей российского рубля в расчетах внутри Евразийского экономического союза (ЕАЭС) являются в известном смысле лукавыми, поскольку слабо отражают действительные позиции национальной валюты России во взаимоотношениях даже с близкими партнерами. Это относится к показателю «до 80 процентов по экспорту и импорту», а тем более к заявлению о том, что «задачи дедолларизации на территории ЕАЭС уже решены». Ведь доля долларовых расчетов, к примеру, у белорусских компаний внутри Союза доходит до 60%, а у киргизских – достигает 80%. В валютных резервах Казахстана российский рубль вообще не прослеживается. Впрочем, в условиях «финансовой пандемии» вся валютная составляющая золотовалютных резервов второй по величине экономики ЕАЭС сжимается, уступая место золоту, доля которого за последние 5 лет выросла более чем вдвое – почти до 70%. Занимая, по данным Всемирного золотого совета, 15-е месте в мире по объему стратегических запасов золота, по доле золота в национальных резервах Казахстан сопоставим с такими странами, как США, Германия, Италия или Франция, тогда как Россия, будучи на 6-м месте по
золотому запасу (после США, Германии, МВФ, Италии и Франции), имеет сравнительно скромную долю золота в 20%.
Трудно рассчитывать, что в национальной валюте, колебания курса которой в течение года превышают 30%, причем преимущественно в сторону понижения, другие страны станут держать свои резервы, а продавцы – фиксировать цены на товары и услуги.
Неустойчивость курсовых соотношений мягких валют ведет к тому, что при их использовании в долгосрочных внешнеэкономических сделках почти всегда будут выигравшая и проигравшая стороны, что подрывает партнерские отношения. Защитой от потерь могут служить валютные оговорки, то есть привязка мягкой национальной валюты к одной из СКВ, но при этом смысл перехода на расчеты в национальных валютах развивающихся государств и стран с формирующейся экономикой, или, как их еще стали называть, «восходящих» рынков, во многом теряется. Хеджирование рисков обесценения не отличающихся стабильностью валют на фьючерсном рынке существенно удорожает расчеты, правда и рынка для купли-продажи большинства национальных валют на продолжительные сроки попросту нет. Поэтому задачу сделать расчеты в слабых национальных валютах для коммерческих структур привлекательнее расчетов в СКВ с помощью чисто рыночных механизмов решить невозможно. Другое дело, если стабилизировать курс национальной валюты, претендующей на роль региональной или международной, и восстановить доверие к ней со стороны участников рынка. Дело непростое, но, как показывает мировой опыт, не безнадежное, когда за него всерьез берутся власти.
Высочайше декларированный в ЕАЭС и БРИКС курс на расширение расчетов в национальных валютах пока оборачивается лишь повышением доли китайского юаня в платежном обороте ряда стран. Власти КНР прилагают немалые усилия для укрепления позиций национальной валюты, и это приносит свои плоды. Признанием китайских успехов стало включение в октябре 2015 г. коллективным решением Международного валютного фонда валюты КНР в корзину специальных прав заимствования (Special Drawing Rights – SDR, или СДР), причем доля юаня в ней оказалась выше, чем у британского фунта стерлингов или японской иены.
Коллективные валюты: вчера, сегодня, завтра
Первым масштабным опытом внедрения в трансграничный оборот наднациональной денежной единицы можно считать введение в странах – членах Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) системы расчетов в переводных рублях через учрежденный в 1963 г. Международный банк экономического сотрудничества (МБЭС). Переводной рубль использовался для расчетов за товары и услуги и выпускался на основе межгосударственного соглашения. Его накопления со специальным коэффициентом можно было переводить в национальные валюты стран социалистического содружества. На золото или западные валюты переводной рубль не обменивался, хотя имел официальное содержание 0,987412 грамма чистого золота, равное золотому содержанию советского рубля. Переводной рубль исчез с распадом мировой системы социализма, но МБЭС продолжает действовать, объединяя Россию, Вьетнам и Монголию со странами ЕС: Болгарией, Польшей, Румынией, Словакией и Чехией. При всех его недостатках продолжавшийся четверть века социалистический эксперимент с коллективной валютной единицей не мог не учитываться авторами последующих проектов учреждения наднациональных валют.
Еще один крупный проект создания коллективной валюты, который можно считать незавершенным, привел к появлению в 1969 г. упомянутых уже Специальных прав заимствования – эмитируемого МВФ в безналичной форме резервного и платежного средства в виде записей на счетах стран-членов. Содержание СДР определили в 0,888671 г чистого золота, что соответствовало заявленному на то время золотому содержанию доллара США. Соединенные Штаты, располагая в МВФ правом вето, согласились на создание СДР в условиях жесточайшего кризиса доллара, его нескольких девальваций и полного отрыва сначала своей национальной валюты, а затем и всей заложенной в Бреттон-Вудсе системы от золота. Первоначально используя только доллар, с 1974 г. курс новой единицы стали рассчитывать, как средневзвешенный курс сначала шестнадцати, а с 1981 г. – пяти валют, отнесенных МВФ к свободно конвертируемым. Помимо расчетов между МВФ и его членами, СДР стали использовать не менее дюжины национальных и международных организаций, в том числе для выражения цен на товары и тарифов на услуги.
Появление СДР стало вторым масштабным международным проектом с перспективой если не заместить, то хотя бы дополнить доллар в трансграничном обороте. Но когда острота долларового кризиса спала, США постарались выхолостить суть опасного начинания, превознося «животворное» влияние на глобальную экономику долларовой эмиссии и настаивая на отсутствии у нее реальных альтернатив.
Третий, и на этот раз вполне удачный, эксперимент с внедрением в международный оборот наднациональной денежной единицы затеяли в 1979 г. восемь государств Европейского экономического сообщества (Бельгия, Великобритания, Германия, Дания, Италия, Ирландия, Нидерланды и Франция), когда приступили к эмиссии композитной европейской валютной единицы (European Currency Unit – ECU, или ЭКЮ). Выпущенную в безналичной форме ЭКЮ рассчитывали по корзине из 8, а потом 12 валют, когда к ее учредителям присоединились Греция, Испания, Люксембург и Португалия. Денежные единицы всех этих стран два десятилетия циркулировали наряду с ЭКЮ, в поддержку которой были выделены не только долларовые авуары, но и 2800 т золота. Интервенции центральных банков удерживали взаимные колебания входящих в ЭКЮ валют в пределах согласованных лимитов. Систему их «совместного плавания» в ограниченном диапазоне
назвали «валютной змеей» или «змеей в туннеле».
Упрощая взаиморасчеты, ЭКЮ обладала многими признаками полноценной валюты, поскольку выпускалась под обеспечение реальными активами и использовалась в учете наравне с фиатными денегами, да и признавалась странами – участницами системы в статусе резервного платежного средства. На смену ЭКЮ с 1999 г. пришла коллективная европейская валюта – евро, заместившая прежний денежный суррогат по курсу 1:1. Евро также циркулировал в безналичной форме, пока 1 января 2002 г. в обращении не появились банкноты и монеты новой денежной единицы. С 1 июля 2002 г. евро стал единственным законным платежным средством для 12 стран еврозоны, прочно заняв второе место в ряду резервных валют. Круг стран, использующих евро в качестве своей валюты, расширился более чем вдвое, причем не только за счет стран Евросоюза, а доля евро в международных расчетах, по данным SWIFT, недавно превысила долю доллара США. Поиск альтернативных путей организации внешних расчетов идет по разным каналам, в том числе по линии Делового совета БРИКС, где профильная целевая группа работает над предложениями по формированию Новой международной платежной системы (НМПС). Этот мегапроект, инициатором которого выступила Россия, обрел немало сторонников и был официально закреплен Деловым советом среди приоритетов.
Стартовой площадкой для НМПС становится инновационная платежная платформа БРИКС Пэй (BRICS Pay), ключевым элементом которой служит новая счетная единица (НСЕ), или NUA (New Unit of Account). Построенная на корзине валют, активно используемых странами БРИКС, она придает стабильность и независимость взаиморасчетам не только в БРИКС, но и в формате «БРИКС плюс», одобренном лидерами пятерки стран «восходящих рынков». Применительно к валютно-финансовой сфере «БРИКС плюс» допускает сопряжение платежных систем стран БРИКС, ШОС и ЕАЭС, тем более что состав этих трех союзов частично совпадает.
В основе НСЕ/NUA лежит корзина СДР с добавлением мягких национальных валют стран – участниц проекта и соответствующим изменением долевых соотношений. Ежедневная публикация МВФ курса СДР к большинству валют делает автоматический расчет курса НСЕ/NUA не слишком сложной задачей, а львиная доля СКВ в новой композитной единице помогает сохранить характерную для СДР устойчивость даже и при наличии в ней валют, стабильностью не отличающихся. Ведь известно, что в последнее десятилетие отклонения курса СДР от среднего значения по отношению к доллару США или евро практически не заходили за отметку в 10%, тогда как амплитуда годовых колебаний даже в ключевой паре «доллар – евро» за тот же период многократно оказывалась вдвое выше. Поэтому новая единица должна приглянуться представителям
реального сектора экономики, ориентирующимся на стабильность курсовых соотношений, но вряд ли понравится валютным спекулянтам.
Здесь представлена лишь пара возможных вариантов корзины НСЕ/NUA. В конечном счете доли конкретных валют, да и сам их набор – вопрос во многом политический и решаться он должен на соответствующем уровне. Выбор названия для НСЕ – вопрос также открытый. Список возможных вариантов варьируется от относительно нейтральных RCU (Regional Currency Unit – региональная валютная единица, РВЕ) или «Евраз» (EurAz), до «именных» – RICh (Russia – India – China) или ERA (Europe – Russia – Asia) и приведенными примерами далеко не исчерпывается.
Проект БРИКС Пэй / BRICS Pay предполагает бесшовное соединение национальных платежных систем стран-участниц на облачной коммутационной платформе с помощью универсального модулямаршрутизатора и мобильных платежных сервисов, разрабатываемых на основе блокчейн-технологий совместно с партнерами российской группой «Новый финансовый альянс. БРИКС пэй» (НФА БРИКС ПЭЙ).
Активным участником проекта НМПС – БРИКС развивается система платежных карт RuPay – крупнейшая в стране с населением в 1,4 млрд человек со средним возрастом в 28 лет. К сторонникам НМПС – БРИКС Пэй относятся коллеги из ЮАР. Проект поддержали и китайские участники целевой группы, предлагающие использовать собственные технологические наработки.
Как отмечается в подготовленном при российском председательстве Годовом отчете Делового совета лидерам БРИКС за 2020 г., «НПКИ предложила в качестве базисной технологической платформы для БРИКС Пэй Универсальный платежный коннектор (Unified Payment Interface – UPI, или УПК), который демонстрирует нарастающий успех на внутреннем и зарубежных рынках». Здесь же говорится, что «проект БРИКС Пэй внесет значительный вклад в экономическую безопасность участвующих стран, снижая их зависимость от внешних платежных систем. С его реализацией трансграничные карточные и мобильные платежи станут проще и будут операционно совместимыми со всеми странами БРИКС плюс. Вдобавок предлагаемая инициатива поможет существенно сократить расходы», а «БРИКС Пэй может стать ключевой технологией для создания платежных продуктов в странах, еще не сформировавших подобных платежных систем». Более того, использование НСЕ/ NUA (RICh или ERA) для пересчета национальных валют в трансграничных операциях на платформе БРИКС Пэй снимает необходимость задействовать доллар США, счета в американской или иных СКВ для участников международных расчетов, подверженных санкционным рискам либо рискам утечки конфиденциальной информации.
Предложения НПКИ по стартовой технологической основе для БРИКС Пэй встретило понимание и поддержку с российской стороны, которая подготовила свои технические решения по сервисам и модулю-маршрутизатору для проведения пилотной
операции в новой системе. Принципиальная схема «пилота» выглядит следующим образом: Предлагаемые технологии в принципе позволяют провести подобную операцию в любой стране с любой платежной системой. Так настроены российские и индийские авторы демонстрационной трансакции, которым в следующем году, уже при председательстве Индии в БРИКС, предстоит развернуть ее содержательно и территориально. Агрегатор «Цифровой кошелек БРИКС Пэй» может включать популярные платежные приложения международных и национальных систем как в смартфонах корпорации Apple с операционной платформой iOS, так и в смартфона других производителей, использующих платформу Android. Территориально наши индийские партнеры уже добились бесшовного соединения платежных систем Индии и Сингапура и ведут предметные переговоры с коллегами из других стран. Определенный интерес проявляется и к странам ЕАЭС в плане
возможного сопряжения национальных платежных платформ по принципу «система к системе», причем здесь прослеживаются и ответные шаги.
Не последнее значение имеет то, что проект БРИКС Пэй изначально разрабатывается как коммерческий, суля его участникам немалую прибыль при сравнительно скромных затратах. Их вполне оправдает даже небольшая доля рынка и доходов, извлекаемых американскими платежными корпорациями, суммарная чистая прибыль которых достигает 10 млрд и даже 20 млрд долл. в год. Перспектива скорого выхода на прибыль повышает привлекательность новой инициативы для потенциальных партнеров, в том числе в странах ЕАЭС.
Принципиальное совпадение позиций ведущих стран БРИКС и ЕАЭС по многим вопросам, включая использование формата «БРИКС плюс» и «ЕАЭС плюс» во взаимоотношениях с третьими странами, создает благоприятный фон и условия для параллельного продвижения проекта БРИКС Пэй с аналогичным начинанием по линии ЕАЭС. Что мешает перенести практические наработки НФА БРИКС ПЭЙ с НПКИ на взаимоотношения с профильными структурами в Армении, Беларуси, Казахстане или Киргизии? В итоге может сложиться проект «ЕАЭС Пэй / EAEU Pay» или «E.E.U.Pay», и кто знает, какой из двух – этот или продвигаемый под эгидой Делового совета БРИКС – пойдет быстрее, особенно если проект встретит поддержку в ЕЭК, а также в таких многосторонних банках, как Евразийский банк развития (ЕАБР), Новый банк развития (New
Development Bank – NDB) и/или МБЭС. Знаменательно, что первые буквы названий пяти крупнейших в БРИКС и ЕАЭС государств, – Беларусь, Россия, Индия, Казахстан и Китай легко складываются в акроним БРИКК или БРИК. Поэтому другие варианты названия новой платежной платформы для розничных операций в формате «ЕАЭС плюс» могут выглядеть, в зависимости от состава участников, как БРИК Пэй (BRIK Pay) или БРИКК Пэй (BRICK Pay). Последнее на английском звучит наиболее внушительно, если понимать под ним прочность коллективно возводимой инновационной платформы.
Предварительно выстроенная бизнес-модель проекта БРИКС Пэй, как, впрочем, и BRICK Pay, свидетельствует об их высокой финансовой эффективности даже при умеренных темпах роста и небольших поначалу показателях охвата рынка. Уже одно это позволяет рассчитывать на постепенное расширение круга охватываемых данной инициативой стран. Но процесс может существенно ускорить дальнейшее обострение глобальной валютнофинансовой ситуации с нарастанием по всему спектру экономических и политических рисков.
Стартовав на розничном рынке купли-продажи товаров и услуг, а также частных денежных переводов, на следующем этапе развития сервис БРИКС Пэй/BRICK Pay сможет послужить основой инновационной системы расчетов в корпоративном секторе экономики (В2В), включая биржевую торговлю, а дальше – стать триггером для формирования альтернативной валютно-финансовой системы, охватывающей межгосударственные расчеты. НСЕ при этом имеет шансы стать полноценной резервной валютой, как когда-то единица ЭКЮ превратилась в евро.
Если на розничном рынке для операций с использованием НСЕ важен лишь курс пересчета валют, поскольку расчеты одномоментные и никаких остатков в новой единице не возникает, то на следующих этапах развития НМПС, например, по линии В2В, остатки, скорее всего, появятся. Естественно, возникает вопрос о гарантиях сохранения стоимости накоплений в НСЕ, стабильности курсовых соотношений и возможностях использования накоплений в новой единице их владельцами для свободного приобретения товаров и услуг. Прежние клиринговые системы расчетов в национальных валютах были лишены таких гарантий, а вот с НСЕ они возможны, особенно если в проекте будут задействованы ЕАБР и/или МБЭС. Стоит присмотреться к опыту создания мощного Фонда условных валютных резервов стран БРИКС, посылающего четкий сигнал рынку о готовности этих стран пресекать спекулятивные атаки на свои валюты. Важно, что подобная защита обеспечивается без утраты суверенитета над национальными золотовалютными резервами и крупных государственных расходов.
Наличие в корзине новой единицы якорной составляющей из СКВ отнюдь не умаляет значения стабилизации курсовых соотношений предлагаемых к включению мягких национальных валют. В этом смысле западноевропейский опыт с валютной «змеей в тоннеле» представляет практический интерес для регуляторов в ЕАЭС и других странах, валюты которых могут войти в корзину НСЕ
В отличие от систем, строящихся на преимущественном использовании отдельных национальных валют в международном обороте, введение наднациональной денежной единицы предполагает разумный баланс интересов для всех пользователей.
При изменении объективной ситуации расчетная формула такой единицы может меняться по известным, всеми одобренным правилам, и это гарантирует прочность валютно-экономического союза в многополярном мире. По существу, речь идет о выпуске региональной или общей цифровой валюты (Common Digital Currency – CDC), предвестниками которой можно считать и переводной рубль, и СДР, и ЭКЮ. При этом региональный подход к ее созданию представляется наиболее перспективным направлением работы, не исключающим, а, наоборот, предполагающим ее сопряжение в таких близких по духу группах стран, как ЕАЭС, БРИКС и ШОС.
Призыв президента В. В. Путина «использовать текущий кризис как возможность изменить траекторию глобального развития… обеспечить равные условия для всех стран и народов, укрепить эффективные механизмы многостороннего сотрудничества, ключевые международные институты», прозвучавший на недавнем саммите лидеров стран «Группы двадцати», наверное, относится и к валютно-финансовой сфере. Так почему бы тогда не соединить опыт трех крупных международных проектов по переводу валютно-финансовых отношений на верные рельсы для создания новой валютной единицы, способной пройти непростой путь от платежно-расчетного эксперимента группы энтузиастов из стран «восходящих рынков» до полноценной резервной валюты в инновационной валютно-финансовой среде на благо «всех стран и народов»? От ответа на этот вопрос зависит, можно ли положить конец 50-летней эпохе кризисов, если вспомнить финальный приговор эре доллара со стороны одного из признанных финансовых лидеров Жака де Ларозьера, или мы обречены «латать дыры» и искать спешные решения не терпящих отлагательства проблем, лишь когда «клюнет жареный петух»?
Список литературы
1. Ачкасов А. И. Прексин О. М. Международные валютно-кредитные отношения: два пути развития. – М. : Финансы и статистика. 2004.
2. Прексин О. М. Валютно-финансовое мироустройство: вчера, сегодня, завтра // Евразийский финансово-экономический вестник. 2020. № 10.
3. Прексин О., Эскиндаров М. Экология финансов. Путь к новому финансовому миропорядку лежит через региональные резервные валюты // Российская газета. 08.09.2010.
4. Путин В. В. Выступление на саммите «Группы двадцати» 21.11.2020. – URL: http://prezident.org/tekst/stenogramma-vystuplenija-putina-na-sammite-gruppy-dvadcati-22-11-2020.html.
5. Счетчик внешнего долга США – U.S. National Debt Clock: Real Time. – URL: https://usdebtclock.org/.
6. Business OECD. 18 November 2020.
7. De Larosiere J. 50 Years of Financial Crisis. – Paris/New York : Odile Jacob Publishing. 2018.
8. BRICS Business Council Annual Report, Russia 2020. – URL: https://brics-russia2020.ru/images/114/83/1148387.pdf.
Abstract. The article is devoted to the situation in international payments and settlements. The author suggests ways of transition of the so called “emerging market countries”, which are mainly engaged in the development of national payment systems (NPS), to the creation of a New International Payment System (NIPS).
Keywords. International payments and settlements, national currencies and payment systems, reserve assets, Transferable Ruble, IMF, SDR, ECU & euro, BRICS Business Council, BRICS Pay, regional or common digital currency (CDC), EAEU, Multilateral Banks, New international payment system.
Ключевые слова. Международные платежно-расчетные отношения, национальные валюты и платежные системы, резервные активы, переводной рубль, МВФ, СДР, ЭКЮ и евро, Деловой совет БРИКС, БРИКС Пэй, региональная или общая цифровая валюта (ОЦВ), ЕАЭС, многосторонние банки, Новая международная платежная система.
