Анатолий Аксаков: «Мы не «бешеный принтер», нам надо работать еще быстрее»
На пресс-конференции в ТАСС и парламентских слушаниях в Думе глава думского Комитета по финансовому рынку обозначил «повестку» по развитию финансового законодательства на 2019 год. Целый ряд ее «пунктов» вызывает вопросы участников рынка. Почему и как их можно решить – Анатолий Аксаков без «ретуши» излагает свою точку зрения.
Как идет спор о квалифицированных инвесторах… Когда будет принято «цифровое» законодательство… Что нужно сделать для развития краудфандинга… Что происходит с ОСАГО… За что нужно сказать спасибо Гарегину Тосуняну… Почему финансовому рынку необходим «единый фронт»…
– Итак, оглашены планы Комитета Государственной Думы по финансовому рынку на 2019 год. Они очень значимы по количеству, и среди них есть несколько проблемных тем. Но, прежде всего, нет ли риска, что когда-то Государственную Думу называли «бешеный принтер», а теперь Комитет по финансовому рынку становится этим «бешеным принтером»?
– Нет, я полагаю, что мы, наоборот, слишком медленно работаем: многие вопросы, к сожалению, перешли с прошлого года на этот год. Особенно жаль, что перешли «цифровые» вопросы, потому что цифровая экономика – это шанс для России, и нам хотелось бы как можно быстрее принять законы, которые бы позволили этот шанс реализовать. Я планировал, что закон о цифровых финансовых активах ещё к июлю будет принят – он только сейчас выходит на финишную прямую, рассчитываю хотя бы, что в феврале это будет сделано. Тоже самое касается краудфандинга – инвестиционных платформ, благодаря которым многие предприниматели могли бы привлекать средства для своих проектов в упрощенном режиме. Он тоже уходит на февраль, потому что связан с законом о цифровых финансовых активах. Ну и маркетплейс – мы хотели запустить его в феврале…
– Запустить уже как механизм?
– Да. Тем более, что Московская биржа собиралась взять на себя миссию маркетплейса – в пилотном пока варианте, заключила уже договоры с примерно 20 кредитными организациями. Но для того, чтобы этот «пилот» начал работать, всё равно нужны правовые условия. А их не будет в феврале, потому что мы внесли законопроект в конце декабря, он принят Госдумой в работу только в январе, соответственно, нужно время на доработку и так далее. В лучшем случае – март.
Поэтому о «принтере» не приходится говорить. Наоборот, надо работать лучше активнее, но, к сожалению, бюрократия так устроена, что нужны многие и многие согласования. Это, в принципе, тоже неплохо, потому что для хорошего закона нужно сито, нужно много точек зрения, которые спорят между собой, но при этом всё-таки необходим механизм, который позволял бы вот эти споры, дискуссии, нахождение компромисса осуществлять намного быстрее. Вот этого – нет.
– В прошлой нашей беседе вы говорили, что в законе о цифровых активах акцент предстоит сделать не столь на технических вещах, сколь на защите прав собственности. И что пока сама тема блокчейна настолько сложная, что трудно найти оселки для защиты прав собственности.
– Я думаю, что сама технология блокчейн будет развиваться постоянно, жизнь не стоит на месте… Базовое мы уже освоили, погрузились в тему и можем вполне, скажем так, профессионально рассуждать и вполне профессионально всё это дело юридическими терминами описывать. И то, что мы сейчас сделали в законопроекте ко второму чтению, – это, в принципе, как раз результат глубокого погружения в технологию, в вопросы, которые необходимо решать для того, чтобы эта технология эффективно работала. Мы юридическими формулировками создаем условия для того, чтобы вот эти цифровые технологии могли эффективно работать.
– Токен будет юридически защищен как подтверждение прав собственности?
– Безусловно, он будет защищен. И защищён как раз с точки зрения прав инвестора. То, что мы хотели раньше прописать в законе, фактически позволяло эти токены выпускать, приобретать, но никак не защищало тех людей, которые в эти токены вкладывали свои средства. Новые формулировки позволят это дело реализовать и, я думаю, пойдут инвестиции как раз благодаря такой защите. Потому что люди будут понимать, что мы предусмотрели их права, если вдруг возникнут какие-то споры.
– Говоря в старых терминах, для понимания – а кто регистратор? То есть это Банк России, это Центральный депозитарий или кто-то еще?
– Регистратор – это сам блокчейн. Если вы работаете с блокчейном – это всё фиксируется в блокчейне, и все участники видят, что здесь ваши права зафиксированы…
– Понимаю, но Банк России сможет держать как-то руку на пульсе?
– Банк России регулирует деятельность тех, кто работает с цифровыми финансовыми активами, – операторов информационных систем, инвестиционных платформ. То есть задача Банка России, также как и с банками, другими финансовыми институтами, – регулировать этот рынок, определять правила работы на этом рынке. Если кто-то нарушает – привлекать к ответственности.
– Краудфандинг – это очень модная тема и для депутатов, и для регуляторов, и для финансовых специалистов. Есть шанс, что бизнес пойдёт туда за деньгами, но не будет ли это площадка этакого детского сада? Из серии: вот у меня завиральная идея, я кроме идеи ничего не имею, я пришел и, даже не хотя обмануть, собрал какие-то деньги на какой-то «детский сад»?
– Ну, во-первых, краудфандинг уже есть. И много достаточно хороших площадок, которые под свои проекты привлекают средства, эти проекты получают финансирование и реализуются. Я считаю, что очень хороший пример – это площадка ФРИИ. Они уже более 2 млрд. рублей привлекли и продолжают наращивать свою работу. Есть отрицательные примеры – Сashberry, которое у нас у всех на слуху, где сформировали пирамиду и привлекали деньги под липовый, скажем так, проект. Ну и в результате многие-многие люди потеряли. Они – опять же! – тоже привлекли более 2 млрд. рублей. То есть уже в отсутствие закона люди идут только на те обещания, которые через интернет или в разных иных формах доносят до них. Идут на обещанные высокие проценты… А площадка ФРИИ – она конкретные проекты реально отбирает и добросовестно относится к их отбору. Но, тем не менее, даже площадка ФРИИ не может гарантировать, что каждый проект реализуется. Здесь надо понимать, что это риск, что тот, кто хочет получить много, должен понимать, что «много» – это еще и всегда «рискованно». Чем больше вы дохода планируете получить, тем больше риска вы имеете.
И в принципе наш закон этот риск не снимает. Он определяет правила работы площадок, он устанавливает определенные правила отбора инвестиционных проектов. Там вряд ли сможет проникнуть тот, кто хочет сформировать финансовую пирамиду. Но как вы правильно сказали, может быть и такая ситуация: кто-то из благих пожеланий решил собрать деньги на реализацию проекта, но проект не пошёл. Поэтому здесь всё равно риск за инвестором сохраняется. Гарантий, что он точно получит доход, на который рассчитывал, их нет. Более того – он может всё потерять, если проект не реализуется.
– Это здоровый рыночный риск…
– Да, это рыночный риск, но при этом плюс такой площадки и плюс этого закона заключается в том, что у вас есть правовые возможности для судебных процедур. И правовые возможности обратить взыскание на то имущество, которое зафиксировано в блокчейне. В том числе – с использованием криптографических средств, с использованием различных ключей. Этим ключом владеет либо вы, либо тот, кому вы его доверили. У нас были споры: как всё-таки обеспечить защиту прав инвестора, если кто-то скажет, что он ключ потерял и невозможно проникнуть в цепочку блокчейна? Мы прописали так, что всё-таки «дубликат» должен быть, и этот дубликат можно использовать, если вдруг возникли судебные споры, обанкротился эмитент этих токенов. Соответственно, с помощью судебных процедур можно будет сформировать конкурсную массу, обратить взыскание, продать её и покрыть хотя бы часть своих издержек.
– Вы стали взаимодействовать с РАКИБ по этой части. В том числе есть проект такой инвестиционной платформы в Крыму. Но он пока не может действовать в виду отсутствия правовых условий – я правильно понимаю?
– Я бы так не сказал. На самом деле инвестиционная платформа Крым (там Виктория Билан активно работает) уже создана, технологически уже готова к запуску. Сейчас, насколько я знаю, они отбирают проекты для того, чтобы в «пилоте» отработать по Крыму. А отсутствие закона… напомню: всё, что не запрещено, – разрешено. Я уже приводил примеры инвестиционных площадок. Просто больше доверия площадка будет вызывать и некоторые риски будут сняты, если будет закон. Как я уже сказал, что в нынешних условиях вам трудно будет в судебных процедурах постараться забрать то, что вы вложили в какой-то проект. А наличие закона позволит эту возможность реализовать.
– Предполагается, что в краудфандинговую площадку частное лицо может вложить до 600 000 рублей, а в один конкретный проект – до 100 000 рублей. То есть со стороны государства возможно некоторое ограничение даже естественных рыночных рисков, которые человек на себя берёт. И в тоже время наконец стал обсуждаться долгожданный и очень чувствительный для рынка закон о квалинвесторах. Часто от участников рынка приходится слышать, что они напуганы той очень маленькой планкой, до которой неквалифицированный инвестор может входить во что либо, кроме депозитов и государственных облигаций…
– Действительно, этот вопрос вызывает активную дискуссию. Рынок, представители брокерского профессионального сообщества, – они естественно хотят, чтобы таких ограничений не было, либо они были на более высоких уровнях. Те, кто сталкивается с жалобами со стороны инвесторов, со стороны рядовых граждан, – выступают за снижение порога. В этом основная суть спора.
Центробанк сейчас ставит вопрос о том, чтобы самые незащищенные неквалифицированные инвесторы могли инвестировать не более 50 000 рублей в какие-то инструменты… Кстати, в законе о краудфандинге мы всё-таки пошли навстречу рынку – мы убрали ограничение в 100 000 рублей в один проект. То есть ты можешь в течение года 600 000 рублей можешь вкладывать на свой выбор – хоть в 100 проектов, хоть в 10 проектов, хоть в 1 проект. Такая норма законопроекта направлена на согласование в ГПУ и, вполне возможно, что она в таком варианте и пойдет. А вот в законе, который посвящен рынку ценных бумаг и категоризации инвесторов (их четыре – особо защищённый неквалифицированный инвестор, простой неквалифицированный инвестор, простой квалифицированный инвестор и квалифицированный профессиональный инвестор), всё это сложнее. И, действительно, для первой категории предусмотрено ограничение в 50 000 рублей. Я думаю, будем дискутировать. В первом чтении, конечно, будет принят тот вариант, который мы внесли. Он был подготовлен вместе с Центральным банком и с правительством. Но ко второму чтению мы собираемся развернуть широкую дискуссию. Я собирал профессиональное сообщество, представителей различных сегментов финансового рынка – и банкиров, и тех, кто работает на рынке ценных бумаг, и тех, кто работает с производными финансовыми инструментами, форекс-дилеров. Они высказали очень много замечаний и многие из этих замечаний даже Центральный банк сейчас готов принять. Ну и, соответственно, они будут имплементированы в заключение Комитета Думы по финансовому рынку при подготовке законопроекта к первому чтению. А ко второму чтению – будет серьёзная работа.
– Я торгую на одной европейской площадке. Прошёл аттестацию как квалинвестор. Это было очень удобно, потому что это было два созвона и онлайн-тестирование. Естественно, все не забюрократизировано и для клиента бесплатно. Кроме доступа к повышенным, например, кредитным плечам при торговле с акциями и фьючерсами, я потерял в правах, потому что как квалифицированный инвестор я беру на себя обязательство отказаться от права обращения в службы медиации или к финомбудсменам в случае какого-либо конфликта. Логика понятна: ты квалифицированный, поэтому не обращайся в те институты, которые созданы для защиты, скажем так, простых граждан. У нас это тоже будет предусмотрено?
– Пока другой вариант предусмотрен. Являясь, скажем, квалифицированным инвестором, ты можешь написать бумагу, что не считаешь себя квалифицированным инвестором…
– Отказаться от статуса?
– Да, и тогда ты получаешь соответствующую защиту уже как неквалифицированный инвестор. Я думаю, что и этот вариант у нас будет, поскольку мы и по кредитным плечам там вопрос решаем. Квалифицированный инвестор, особенно профессиональный, конечно, будут работать с другим плечом. Это их риск. Почему его не дать, тем более мы понимаем, что эти люди уже давно на рынке, имеют соответствующие документы, подтверждающие квалификацию. Поэтому в этом плане у нас нет никаких особых ограничений не предусмотрено.
– А не будет этот процесс бюрократизирован, и не окажется он вдруг «случайно» платным для человека?
– Пока это не предусмотрено. Думаю, что в ходе дискуссии мы все эти вопросы должны обязательно прописать очень четко, чтобы недоразумений не возникало. То есть предстоит еще очень тщательная, кропотливая работа. Первое чтение – в феврале, дальше – второе чтение, я даже не берусь сейчас сказать, когда, поскольку законопроект тяжёлый. С одной стороны мы должны обязательно защитить неквалифицированного человека. К сожалению, у нас тех, кто бежал к Мавроди во время его первой финансовой пирамиды, много и они потом опять пошли к нему же для того, чтобы вложить свои деньги и потерять их уже при формировании второй пирамиды. Причём второй раз Мавроди уже честно говорил, что он строит пирамиду. Тем не менее, деньги ему шли… Поэтому мы хотим всё-таки создать ситуацию, когда человек не реагировал так активно на обещания очень больших доходов.
– Не будет ли здесь противоречия? Недавно появился институт индивидуальных инвестиционных счетов и он воспринимается как инструмент, который поощряет россиян активно инвестировать в фондовый рынок, в отечественную экономику. То есть этот институт россиян подталкивает, в хорошем смысле, на фондовый рынок, а институт категоризации инвесторов – запирает калитку. Российскому фондовому рынку действительно ведь нужны деньги. Недавно даже стал вопрос об упрощении возможности выхода на биржу. То есть теоретически туда, кроме вечных российских «голубых фишек», могут прийти вот свежие какие-то компании… Не получится, что экономика придет на биржу за инвестициями, а число потенциальных инвесторов искусственно ограничено?
– Ещё раз повторю просто: мы должны будем очень тщательно посмотреть на все ограничения для неквалифицированных инвесторов и дать возможность всё-таки инвестировать в этот альтернативный банковскому сектор рынка. Думаю, уже есть понимание, что надо лимиты, которые предусмотрены, либерализовать. Но при этом я надеюсь, что люди будут более активно участвовать в процедуре тестирования инвесторов. Всё таки на этом рынке, прежде всего, должны работать профессионалы. Вы сами сказали, как вы защитили свою профессиональность с помощью онлайн-тестирования. Тоже самое и у нас должно быть. Мы должны прописать в законе простые процедуры прохождения тестирования.
– Но при этом регулятор должен контролировать этот процесс, иначе любая компания может просто формально зачесть…
– …Поэтому саморегулируемая организация готовит стандарты, ЦБ их акцептует, и дальше по этому стандарту проводится тестирование…
– Финансовые консультанты сейчас находятся в таком некоем ауте и унынии, потому что на инвестиционных советников легло обязательство (они стали профучастниками рынка) содержать комплаенс, контролера и так далее. Стоит ли вопрос по какому-то улучшению и изменению этого закона?
– Да, нам нужно, во-первых, определиться с теми требованиями, которые есть к инвестиционным советникам со стороны регулятора. И я допускаю, что в законе, который касается квалифицированных инвесторов, мы тему финансовых советников также соответствующим образом пропишем так, чтобы не налагать тех требований, которые есть к профучастникам. Они должны отвечать тем требованиям, которые разумны и соответствуют их профилю работы. И при этом мы сейчас внесли законопроект – я его автор, – который говорит о стандартах работы финансовых советников. Эти стандарты должны написать сами участники рынка, саморегулируемые организации. Центральный банк обещал, что будет относиться очень внимательно и конструктивно к тому, что подготовят СРО. Мы хотим, чтобы это было прописано в законе, чтобы и суды, если вдруг споры возникнут между клиентом и финансовым советником, ориентировались на эти стандарты.
– Ещё один закон, вернее, не закон, а целая юридическая конструкция, которая постоянно имеет какие-то издержки, и приходится вносить изменения, – это законодательство по ОСАГО. Была проблема так называемых «автоюристов», была идея внести вместо финансовой материальную компенсацию по ОСГОо, и так далее и так далее… На чём сердце успокоилось в конечном счёте?
– Пока оно успокоилось на том, что ЦБ расширил коридор тарифов по ОСАГО, подняв на 20% тарифы для тех, кто нарушает правила уличного движения постоянно и, соответственно, попадает в ДТП и оплачивает эти ДТП по прежним правилам с помощью тех, кто ездит добросовестно. Платят за ОСАГО все, но пользуются деньгами, которые поступают в страховые компании, только те, кто попал в ДТП. Это было несправедливо, потому что платили все примерно одинаковую сумму, а значит добросовестные оплачивали недобросовестных. Сейчас тариф может быть изменен на 20% вверх для тех, кто попадает в ДТП, и на 20% вниз для тех, кто ездит без проблем. Были опасения, что все страховые компании поднимут тарифы, но никто не снизит их. Жизнь показала, что это не так. Есть и те, кто поднял, и те, кто снизил. А большинство сделали изменения и в ту и в другую сторону. Подняли для тех, кто постоянно нарушает ПДД, и снизили для тех, кто не попадает в ДТП.
– Мне вот лично обидно: за последние 15-17 лет одно маленькое ДТП, пострадал бампер, а я плачу эти 17-20 тысяч рублей в год. Конечно, хочется платить меньше…
– Сейчас это учтено более чётко, с большИм расхождением по тарифам. Те, кто в ДТП попадает.
– Вернемся к теме профстандартов. Сейчас во всех сегментах финансового рынка работают СРО, вырабатывают профстандарты, получается, что это – новая парадигма поведения рынка, которая инициирована регулятором. В банковской сфере развитие профстандартов тоже продолжится или это всё-таки останется особая, прямо регулируемая сфера?
– Здесь хотел бы отметить большую работу Гарегина Тосуняна. Он вопрос стандартизации работы в банковской системе запустил в Ассоциации российских банков лет пятнадцать назад, вместе с заместителем председателя Банка России Андреем Козловым. Я, кстати, участвовал в первых заседаниях специальной конференции по стандартам, которая проходила в Уфе. Помню, заседали как-то в шапках, в шубах, в куртках, поскольку в одну из конференций в Башкирии стоял 50-градусный мороз…
Благодаря Гарегину Тосуняну, мы очень здорово продвинулись в этом вопросе. Ассоциация «Россия» тоже эту линию продолжила: мы разработали стандарты кредитования малого бизнеса, которые за основу взяли банки и акцептовал Центральный банк... Естественно, работа будет продолжаться, потому что всё учесть в нормативных документах, в законах невозможно, а стандарты позволяют установить «самотребования» участников рынка к самим себе. А если эти стандарты ещё и акцептированы ЦБ, то они фактически будут обязательны для рынка, но при этом стандарты быстрее можно поменять, чем закон, чем нормативный документ Центрального банка. Банкиры могут собраться, развернуть дискуссию, и сказать, что вот этот стандарт он уже пережил себя, его надо отменять, а другой – изменять. И поехали дальше работать…
Так что эта работа будет продолжена. И ещё раз хотел подчеркнуть и выразить благодарность Тосуняну за то, что здесь он здорово поработал.
– А в других сферах вы активно работаете со многими ассоциациями, с НАУФОР, с НФА, с АФД?
– Безусловно, и с НФА, и с НАУФОР, с Алексеем Тимофеевым и Василием Заблоцким активно работаем, советуюсь с ними, многие законодательные инициативы появляются благодаря тому, что они предлагают, рекомендуют. Так что взаимодействие думского комитета с профессиональными сообществами – хорошая тенденция. Это серьезная помощь, я благодарен им за то, что они эту помощь оказывают.
– Хочу спросить про ещё один институт рынка, который в прошлом году заработал и закон принят, но вопросы есть. Это создание института финансового омбудсмена. Он «включается» по отраслям, поэтапно. Как дальше вы видите развитие этого института? Не будет каких-то правовых изменений?
– Идея становления, формирования института финансового омбудсмена принадлежит ассоциации «России». Мы давно предлагали соответствующий законопроект, который, кстати, был Минфином взят за основу. В результате появился тот закон, который мы приняли в прошлом году в Госдуме. Но при этом, как вы знаете, первым финансовым омбудсменом, неформальным, был Павел Медведев, мой учитель, преподаватель по МГУ. Он выполнял эту миссию в значительной степени на добровольных началах, и я ему тоже благодарен, что он такую большую работу провёл. По инициативе Медведева и Тосуняна при АРБ был создан в пилотном режиме институт общественного финансового омбудсмена. В ходе реализации этого проекта они много поработали и накопили большой опыт. Это скорее даже был не омбудсмен, а медиатор, сформированный банковским сообществом. В этом смысле надо отдать должное Гарегину Тосуняну: он убедил банкиров принять медиатора, который выступал на стороне заемщика, клиента кредитной организации, а не на стороне банков.
Благодаря этому опыту работы финансового омбудсмена Павла Медведева мы смогли очень многое осмыслить, понять и очень аккуратно прописать нормы того закона, который сейчас начал действовать. Павел Алексеевич критикует закон. В принципе, справедливо критикует. Любой закон несовершенен, и мы его критику учитываем. С этого года запускается работа финансового омбудсмена в страховом сегменте. Он будет накапливать опыт, и я допускаю, что многие законодательные изменения мы как раз с учётом накапливаемого опыта в закон вносить. Закон – это не догма. Мы его постоянно будем совершенствовать – и с учётом работы Павла Алексеевича, с учётом его предложений, и с учётом того, что действующий финансовый омбудсмен накапливает сейчас, работая сначала со страховым рынком, потом – с негосударственными пенсионными фондами, с теми же брокерами, с банкирами.
– То есть банки на последнем этапе подключаются?
– Банки у нас должны с 2021 года под действие этого закона попасть. Но я допускаю, что временные рамки могут быть сдвинуты, если вдруг такая инициатива появится от финансового омбудсмена.
– По вашим ощущениям, сегодня консолидация банковского сообщества нуждается в каком-то развитии? Мы много лет употребляем в позитивном смысле словосочетание «у нас выстроен диалог с регулятором». Это такая мантра, формула вежливости по отношению и к регулятору, и к банкам. Сегодня количество банков значительно уменьшилась, можно сказать, что «хулиганства» (которое на любом рынке всегда сохраняется), наверное, в банкинге стало принципиально меньше… Означает ли это, что «диалог с регулятором» должен стать ещё более консолидированным? Потому что, теперь это всё-таки диалог на 450 участников…
– Да, мы видим, что тенденция к сокращению количества кредитных организаций продолжается, к сожалению. Я думаю, что темп снижения количества банков будет не такой быстрый, как был в предыдущие периоды, и сейчас оно продолжается в значительной степени уже не из-за того, что банки нарушают серьёзно банковское законодательство, а от того, что макроэкономическая ситуация не очень благоприятная, банковский бизнес тяжёлый и не выдерживает конкуренции. В значительной степени на это влияют, конечно, и те решения, который простимулировали отток клиентов в госбанки или в крупнейшие банки, – решения по отсечению небольших кредитных организаций от различных госпрограмм. Мы против этого боремся и сейчас началась обратная тенденция. Требования к капиталу при допуске банков к тем или иным программам будут фактически выведены сначала из законодательства, а потом и из нормативных документов правительства и Центрального банка.
– То есть не количественные, а качественные критерии станут определяющими?
– Да, качественные. Мы всё будем сводить к рейтингам, причём рейтинги должны быть адекватные, и это понимание в правительстве тоже нарастает. Рейтинги по допуску банков к различным программам должны быть адекватны тем рискам, которые можно принять при реализации той или иной программы. И в этом плане мы надеемся, что возможности небольших кредитных организаций возрастут.
Но, тем не менее, рынок сжимается, мы это видим, количество участников становится меньше. И понятно, что уже надо приходить к тому, что в банковском сообществе должна быть одна ассоциация. Это моё твёрдое убеждение, и я был в этом убеждён и десять лет назад, и Гарегину Тосуняну предлагал, чтобы мы такое объединение осуществили. Тогда понимания эта мысль не находила. Сейчас, думаю, мы близки к пониманию, мы вполне можем найти взаимосогласие для того, чтобы эту задачу решить, для того, чтобы единым фронтом, объединив усилия всех банковских организаций, работать и с правительством, и с Центральным банком, и с Государственной Думой. Я думаю, что от этого выиграют все – выиграет и регулятор, поскольку ему не надо будет распылять силы для взаимодействия с сообществом. Плюс это консолидация сил, которая, на мой взгляд, позволит вырабатывать взвешенную позицию, эффективную позицию. Я считаю, что и другие организации могут тоже должны влиться в одну. У нас есть Национальный совет финансового рынка, есть Национальный платежный совет, есть другие организации. Это распыление сил. Я понимаю, что личные амбиции у кого-то всегда есть, но всё-таки здесь интересы рынка, интересы более квалифицированной работы с государственными институтами важнее.
Я был президентом ассоциации и ушёл с этой позиции (хотя многие удивлялись и спрашивали «Зачем тебе это надо?») исходя из того, что это в интересах сообщества, позволяет дать возможность кому-то больше уделять время для работы с предложениями банков, вырабатывать профессиональную позицию и таким образом повышать качество работы самого сообщества, вызывать больше уважения со стороны регулятора, который должен видеть, что на другой стороне – квалифицированный партнер, с котором можно вести дискуссию на равных. И это уже начинает ощущаться по ассоциации «Россия», мы видим, что уровень дискуссии, уровень взаимопонимания, уровень имплементации предложений сообщества в решения регуляторы значительно повысились.
Беседовал Ян Арт, Finversia.ru
